— Господин генерал–фельдмаршал, — говорит Шиммель, — я имел честь ранее докладывать вам агентурные данные о сосредоточении значительных сил русских на «Ораниенбаумском пятачке», в районе реки Черной, к северу и северо–западу от Усть–Рудицы. Эти сведения неоднократно и весьма тщательно проверялись. Проверка показала их полную достоверность.
Кюхлер слушал очень внимательно. То, что говорил Шиммель, подтверждалось наблюдениями войсковой разведки и данными, полученными из самых различных источников. На «Ораниенбаумском пятачке» последние дни отмечается большая активность: артиллерия ведет пристрелку оборонительных сооружений; на отдельных участках замечено сосредоточение танковых сил; в эфире появились радиостанции новых дивизий и частей; авиация ведет усиленную разведку копорского направления, по ночам бомбит пункты управления немецких войск, плотно прикрывает район реки Черной от разведки с воздуха; на всем фронте от Гостилицы до Пернова ведутся разведка боем и действия разведывательных групп. На фопе всего этого сообщения агентов Шиммеля приобретали в глазах Кюхлера большой вес.
— Ваши люди, которые ходили в тыл к русским, надежны?
— Они испытаны. Верить можно.
— Вы представляете ответственность, которую берете на себя? Ведь если мы начнем действовать, исходя из тех сведений, которые собраны вашей агентурой…
— Представляю.
— Я очень буду рад, если вы полностью представите, господин Шиммель, какая на меня и на вас ложится ответственность за положение на фронте.
Кюхлер тяжело опустился в кресло, устало склонил голову на морщинистую ладонь, прикрыл глаза посиневшими веками. Шиммель стоял молча, почтительно глядя на размышлявшего Кюхлера.
— А что, если это все–таки дезинформация? — думал вслух фельдмаршал. — Из того, что докладываете вы, господин Шиммель, что сообщают командующий восемнадцатой армией и командиры дивизий, можно сделать вывод, что русские будут наносить главный удар с «Ораниенбаумского пятачка» на Котлы–Кингисепп. Следовательно, мне необходимо переместить сюда свои основные силы. Резерва у меня нет. Войска придется снимать с менее важных участков фронта. Но их так мало… Вдобавок получен приказ отдать еще две дивизии — девяносто шестую и двести пятьдесят четвертую — группе армий «Юг». С чем я остаюсь? Смогу ли я остановить русских, если они в этот момент ударят в ином направлении? Специалисты считают неприступными возведенные здесь укрепления. Но чтобы удержать их, нужны солдаты.
Шиммелю стало не по себе. Он словно присутствовал на исповеди человека, который начал терять веру в свои силы. Кюхлер жаловался, зная, что ему не помогут. Таких откровенных признаний Шиммель еще ни разу не слышал от генерал–фельдмаршала. Видимо, тот рассчитывал в случае поражения заполучить доброжелательного свидетеля, который мог бы замолвить словечко за Кюхлера в ставке. Шиммель, руководитель фронтовой разведки, сотрудник всесильного Канариса, как нельзя лучше подходил для этого.
— Нам надо выстоять, — продолжал генерал–фельдмаршал. — Во что бы то ни стало выстоять. Иначе мы потеряем не только Ленинградскую и Новгородскую области. Мы можем лишиться Финляндии, вынуждены будем уйти из Прибалтики, потеряем влияние на Скандинавские страны. Мы будем вынуждены вернуться к своим границам, а это — катастрофа.
Картина, нарисованная генерал–фельдмаршалом, произвела на Шиммеля тяжелое впечатление. Кюхлер неспроста задал вопрос — понимает ли он, Шиммель, какую ответственность на себя берет, докладывая о концентрации русских войск по реке Черной? Пожалуй, до сих пор он действительно не вполне представлял. Шиммель постарался побыстрее закончить опасную беседу. Если только о ней пронюхает гестапо…
— Господин генерал–фельдмаршал, я докладываю проверенные данные. А вам предоставлено право принимать те решения, которые вы считаете нужными.
— Хорошо. Я воспользуюсь вашими сообщениями, когда буду принимать решение.
— Господин генерал–фельдмаршал, наши агенты, собравшие ценную информацию, заслужили награду. Я заготовил приказ о награждении агентов абвера Никулина и Аббаса «Бронзовой медалью с мечами».
— Что ж, если они заслужили, мы должны наградить их. Я не возражаю.
Кюхлер, не глядя, подписал документ. Так Николай Константинович стал кавалером «Бронзовой медали с мечами», которой немцы награждали особо отличившихся агентов абвера из числа военнопленных.
Кюхлер после доклада Шиммеля окончательно пришел к выводу, что советские войска с «Ораниенбаумского пятачка» будут наступать в направлении Котлы — Кингисепп. В соответствии с этим он произвел перегруппировку сил, выдвинув на угрожаемый участок подкрепления. Прямо туда же была направлена только что прибывшая моторизованная дивизия СС «Нордланд».
Четырнадцатого января сорок четвертого года войска Ленинградского и Волховского фронтов обрушили на врага сокрушительные удары. Из района Ораниенбаума наши основные силы пошли не на Котлы–Кингисепп, как предполагали Кюхлер и Шиммель на основании подсунутой им дезинформации, а на Ропшу, на соединение с войсками, действовавшими у Пулковских высот.
Попытки Кюхлера исправить ошибку не принесли желаемых результатов. Преодолевая упорное сопротивление врага, в жестоких боях прорывая глубоко эшелонированные и сильно укрепленные позиции противника, части Советской Армии к двадцать седьмому января полностью освободили Ленинград от вражеской блокады. Родина торжественно отметила эту победу. Войскам Ленинградского и Волховского фронтов, их мужественным воинам салютовали Москва и Ленинград.
Глава девятая
«ИГРА ПРОИГРАНА, НИКУЛИН!»
Когда стало известно, что в результате произведенной проверки сообщение Никулина признано достоверным и он представлен к награде, капитан Фиш вызвал Николая Константиновича к себе, поблагодарил и приказал выехать в Валкскую разведшколу. За выполнение задания гитлеровцы выдали агенту тысячу оккупационных марок, концентраты, несколько банок мясных консервов и литр самогону.
«Недорого ценит своих наймитов немецкая разведка», — подумал Никулин.
В сопровождении двух солдат Николая Константиновича отправили в Валку. Шнеллер встретил его как доброго приятеля.
— Я всегда был уверен в вас, господин Никулин, — значительно произнес Шнеллер. — И я постоянно твердил господину Рудольфу о том, что вы — преданный фюреру и Германии человек, способный выполнить самое ответственное задание.
— Я очень тронут вашим вниманием.
— Господин Рудольф всегда соглашался со мной. Он высоко ценит вас. Вы хорошо поработали для Германии. Теперь все трудности позади. Садитесь.
Шнеллер уселся в массивное, обшитое желтой кожей кресло и широким жестом пригласил Николая Константиновича последовать его примеру.
— Расскажите, как вам удалось так блестяще выполнить задание. Я с удовольствием послушаю.
Николай Константинович кратко пересказал все то, что уже докладывал Шиммелю, Фишу и Рудольфу. Расстались они с бароном очень тепло. Шнеллер определил Никулина на хозяйственные работы. Так Николай Константинович получил доступ в штаб и возможность общаться с обучавшимися в школе агентами, преподавателями и обслуживающим персоналом.
За несколько месяцев отсутствия Никулина здесь почти ничего не изменилось. Начальником школы утвердили Шнеллера. Рудольф получил повышение. Отправились на выполнение заданий некоторые агенты. Куда–то перевели пропагандиста Владимира. Вот и все события в школе. В Валке Николай Константинович встретился с Подияровым и Романовым. Они уже заканчивали курс обучения и с нетерпением ожидали отправки за линию фронта.
— Веришь, Николай, последнее время каждую ночь наши снятся, — делился Подияров. — Как усну, так и встают перед глазами знакомые бойцы, офицеры. То беседую с ними, то вместе в бой идем, в атаку. А однажды приснилось, что мне орден вручали. Слова хорошие говорили: верный, мол, сын Родины, Подияров, народ им гордится. А проснулся — вижу портрет Гитлера на стене. Со свастикой… Такая тоска взяла!