— Эрвин Лахузен, руководитель аусланд-абвера.
— Хорошо… Как проходит по документам подруга Эрики Хоссбах?
— Ее имя Эстер Диас.
— Других имен нет?
— Думаю, нет.
— В Баку у вас только одна эта группа?
Тилле замялся.
— Говорите, ведь теперь мы союзники. — Кузьмич усмехнулся, достал новую сигарету. — А друзья должны быть откровенны.
Зазвонил телефон. Тилле взял трубку. Выслушав того, кто звонил, озадаченно поджал губы.
— Просят вас.
— Да, да, слушаю, — сказал Кузьмич в трубку. — Нет, у нас все хорошо.
Тилле принял трубку из рук гостя, механически приложил ее к уху. В телефоне звучали гудки отбоя.
— Это был один из моих людей, — сказал Кузьмич, отвечая на вопрос в глазах хозяина Вальдхофа. — Беспокоится за меня… Придет время, я познакомлю вас. Но мы отвлеклись. Так есть в Баку еще группа?
— Да. Ее возглавляет Пиффль.
— Бердт Пиффль? Мы знаем этого человека. А еще?
— Зачем спрашивать, если вам уже все известно? Проверяете мою искренность?
— Устроили же вы проверку Эстер Диас! Вот и я должен все сделать как надо.
— Есть и третья группа. Заброшена из Ирана, состоит из людей местной национальности.
Это уже была новость. Но Кузьмич никак не показал, что заинтересовался последним сообщением Тилле.
— А еще? — спросил он.
— Я сказал все.
— Ну что же, все так все. При каких обстоятельствах был убит Дробиш?
— Видимо, шел на связь.
— С кем?
— С радистом.
— Что нашли у Дробиша?
— Думаю, ничего не нашли.
— Да, это так. Иначе вам бы несдобровать, правда? — Тилле молчал. — Теперь о судьбе радиста. Что известно об этом человеке?
— Его взяли живым. Дело ведет гестапо. Это все, что я знаю. Я работал в шестом управлении. Гестапо — четвертое. Практически наши службы не связаны. Начальство, конечно, общается, мы — нет.
— Хорошо, хватит на сегодня. Напишите имена руководителей всех трех групп на Кавказе, укажите их адреса, клички.
— Но вы все уже знаете!
— Напишите, — повторил Кузьмич.
Тилле взял лист бумаги, изложил требуемое. Кузьмич следил за его рукой.
— Теперь подпись, — сказал он. — Для вас я Артур. Придумайте себе кличку.
Тилле поставил под текстом: «Курт».
— Очень хорошо, Курт. Встретимся через два-три дня. Я дам о себе знать… Кстати, мы не коснулись групп в Грозном.
— Я только начал заниматься этим районом. Там действует абвер.
— Нужны данные и об этих группах. Сделайте так, чтобы они подпали под ваше начало. Кстати, почему нефтяные центры не бомбят?
— От Лахузена я узнал, что на совещании у фюрера произошло столкновение между Герингом и Кейтелем. Геринг обвинил армию, которая в начале кампании сожгла большие запасы нефти на западе России, тогда как это горючее следовало захватить.
— Германии недостает нефти?
— Горючего всегда не хватало… Как я понимаю, принято решение бомбить и уничтожать все, что угодно, но не источники нефти. Ведь их невозможно восстановить.
— Ставка на овладение нефтяным центром России?
— Да. Но, по данным абвера, вы готовите уничтожение собственных нефтяных центров.
— Вы верите этому?
— Поверил, когда получил аналогичное сообщение от Альфы.
— Альфа?..
— Эстер Диас… Теперь-то понимаю, что это была дезинформация.
— К сожалению, нет. Такое решение существует. Ни одна тонна горючего не должна попасть в руки врага.
— У вас считаются с возможностью потерять Кавказ?
— Решение было принято до разгрома противника под Москвой, когда нам было очень трудно. Так что делайте правильные выводы.
— Да, сейчас иная обстановка…
— Итак, ваше первое задание, — планы насчет Кавказа, группы в Грозном, Майкопе… Кроме того, представляет интерес все, относящееся к «Бранденбургу-800» и легиону «Кавказ». Может случиться, что с вами свяжется мой коллега. Он скажет пароль: «Кланяется ваш добрый друг Артур». Отзыв: «Рад, что у него все в порядке». Запомнили? Ну вот, хорошо… Мы не условились насчет денег. Мы исходим из того, что работа должна оплачиваться. Тем более если она преследует благородные цели. Подумайте, назовите сумму. — Кузьмич встал, листок с записью, сделанной Тилле, вложил в его дневник.
— Хотите взять дневник? Я не дам его!
— Взамен я оставлю это. — Кузьмич положил на стол ключ от сейфа.
Тилле долго смотрел на ключ. Все еще не веря, достал из кармана связку ключей в кожаном чехольчике. Его собственный ключ был на месте.
— Как видите, мы имели возможность взять дневник, не спрашивая согласия его владельца. Потом решили, что обеими сторонами должна быть проявлена добрая воля… Дневник не может оставаться у вас.
— Я не дам его, лучше уничтожу. — Тилле вынул из дневника листок с записями. — И это не дам. Можете переписать текст. Разрешаю скопировать что угодно из дневника. Скопировать, но не больше. Потом он будет сожжен в вашем присутствии.
— Хорошо, — кивнул Кузьмич. — Понимаю ваши опасения, хотя и не разделяю их.
— Я сказал не все. Есть и другие условия. Я буду работать на вас до последнего дня войны независимо от того, как она сложится. Вы убеждены, что победят русские, — очень хорошо, в этом случае мне, как человеку, который много сделал для поражения нацизма, должно быть обеспечено соответствующее положение в послевоенной Германии. Но возможен — я бы сказал, более реален — иной финал… Это немцы находятся сейчас близ Москвы, а не русские близ Берлина. Короче, вы даете слово: если победит Германия, никто никогда не узнает о наших контактах. Со своей стороны я сделаю все, чтобы облегчить вашу участь… Почему вы улыбаетесь?
— Мы еще не договорились относительно денег.
— Да, деньги!.. Условимся так. Периодически вы делаете вклад на шифрованный счет в банк одной из нейтральных стран. Разумеется, в надежной валюте. Подойдет это вам?.. И не считайте меня циником. Мы живем во времена, когда преуспевают люди определенных принципов. Почему я должен быть исключением из общего правила?
…Кузьмич принялся за работу. В шестом часу сделал перерыв, походил по комнате.
— Что вы читаете? — спросил он Тилле, сидевшего у камина с книгой в руках.
— Берроуза. Слышали о таком?
— Автор «Тарзана»?
— Верно, он самый. У меня собрана вся серия. — Тилле показал на одну из полок стеллажа. — Очень занятно. Моим идеалом всегда был сильный человек, умеющий забраться на самую вершину, подчинить себе других, повелевать обстоятельствами.
— Гитлер из таких?
— Я бы сказал, ему повезло. — Тилле пожевал губами, недобро усмехнулся. — Ему очень повезло… Но потом он стал ошибаться…
— В чем же?
— Пренебрегает многими из тех, кто привел его к власти и сделался тем, что он есть теперь. И стоит ему покачнуться…
— Кого вы имеете в виду?
— Очень близких к нему людей. Однако обойдемся без фамилий…
И Тилле вновь взялся за книгу.
К десяти часам все было закончено.
— Сжигайте! — Кузьмич передал дневник его владельцу.
Дневник был разодран на части и брошен в камин. Бумага сгорела быстро. Но зеленый кожаный переплет еще долго корчился в огне и чадил.
— Вот и все, — мрачно сказал Тилле и помешал пепел кочергой. — Как говорили древние, quod erat faciendum [239] .
— Согласен, — кивнул Кузьмич. — Думаю, сделано вовремя. Иначе могло быть и так: perdito tua ex te [240] .
— Черт возьми, большевики знают латынь?
— Знают, как видите… — Кузьмич надел пальто, взял шляпу. — Отвезите меня куда-нибудь к центру.
ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ ГЛАВА
Шеф гестапо обергруппенфюрер СС и генерал полиции Генрих Мюллер оперся ладонями о стол и медленно поднялся на ноги, так медленно, что казалось, это стоило ему большого труда. Некоторое время он еще смотрел на прочитанные бумаги, потом вперил взгляд в офицера, стоявшего возле стола.