Ришер рывком садится в кровати.

— Да поймите же, — кричит она, — поймите же наконец: я встану на ноги, и он убьет вас!

Пауза. Она медленно опускается на подушки.

Ключ поворачивается в замке. Входит Абст.

Он видит: больная неподвижна в кровати, в стороне, у столика с медикаментами, возится врач.

— Закончили, Рейнхельт?

— Давно, шеф.

— Итак, Марта, их привезли, — говорит Абст, когда дверь затворилась за Карцовым. — Доставили всех пятерых!

— Итальянцы?

— Да, во главе с Джорджо Пелла. Как ждал я этих людей!

— Рада за вас.

Ришер тянется за сигаретами, но руки ее дрожат, пачка падает, и сигареты рассыпаются по полу. Абст подбирает сигареты, подает женщине, протягивает и зажигалку.

— Вы нервничаете, Марта. Почему?

— Причин много: валяюсь в кровати, когда вокруг столько дел. Будете оперировать итальянцев? Или приручите, как Глюка и Вальтера?

— Непременно оперировать! Впрочем, не всех. Одного, во всяком случае, трогать нельзя.

— Того, чье имя вы назвали?

— Да. Он нужен для весьма сложных дел.

— Понимаю. Спуск к “Випере”?

— Не только, — говорит Абст. — У меня большие планы относительно использования этого человека. Вот его мы и приручим. Могу сказать: я уже начал… — Он задумывается: — Сложный характер у этого лейтенанта: своеволен, строптив. Но я добьюсь своего!

— Я все думаю о предстоящих операциях. — Ришер приподнимается на локтях, заглядывает Абсту в глаза. — Вам будет трудно одному. Быть может, подождете, пока я встану на ноги? Вдвоем было бы куда легче, шеф!

— Ни минуты промедления! Итальянцы очень опасны. Я дал им снадобье. Оно будет действовать часа три. Может, и меньше. А потом — снова консервы с начинкой? Снова на три часа? А вы, быть может, пролежите еще десять — пятнадцать дней… Нет, нег, немедленная операция! Она успокаивает более надежно. Мне хватит хлопот с одним их вожаком: он уже бросался на меня со скованными руками.

— Еще вопрос, шеф. Вы решили, что к затонувшей лодке спустится итальянец… Ну, а наш новый врач? Он останется и будет помогать мне?

— Рейнхельт не может остаться, — говорит Абст. — Решение уже принято.

И он выходит.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В дальнем конце стола — раскрытая радиола. Низкий женский голос исполняет французскую песенку. Музыка беспокоит попугая. Со своего насеста он неодобрительно глядит на мужчин, расположившихся за столом друг против друга.

Пластинка проиграна. Абст переворачивает ее. Тот же голос поет романс.

— Жозефина Беккер, — говорит Абст, мечтательно улыбаясь, — удивительная мулатка!.. Доводилось вам бывать на ее концертах, наблюдать, как она передвигается по эстраде?.. Помнится, она гастролировала и в Италии.

— Нет. — Джордже Пелла качает головой.

— О, Жозефина! Она поет — и вам кажется: это звучит голос сирены… Качнув бедрами, она делает шаг — и нет уже женщины, не! подмостков, зала. Вместо всего этого — джунгли, в которых крадется тигрица… — Абст спохватился: — Боже мой, Пелла, да вы не пьете! Даже не пригубили из своей рюмки. Или вино не по вкусу?

— Спасибо, не хочется.

— Однако вы привередливы. Что ж, предложу кое-что еще.

Абст вынимает из шкафчика пузатую бутылку и торжественно ставит ее на стол.

— Вы отказались от коньяка, невнимательны к вермуту. Но этот напиток не оставит вас равнодушным!

— Неужели кьянти? — говорит Пелла, рассматривая этикетку бутылки.

— Где вы раздобыли его?

— Бутылке шесть лет. Ящик кьянти я вывез из вашей страны еще летом тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Должен заметить, я почти не пью спиртного. Исключение делаю только для этого сорта.

— Вино слабенькое, — подтверждает Пелла. — Кстати, оно не выдерживает длительного хранения.

— Эта бутылка последняя. Уцелела чудом. Можно подумать, я знал, что мы встретимся.

Пеллу давно мучит мысль: где и когда видел он сидящего перед ним человека? Лицо Артура Абста, его неподвижные глаза, уродливая нижняя губа таковы, что их не спутаешь с другими. Нет, решительно, он уже встречался с Абстом. Но где, при каких обстоятельствах?..

— Вы жили в Италии? — спрашивает Пелла.

— Бывал в вашей стране. — Абст разливает кьянти по рюмкам. — Пожалуйста, попробуйте. Нет, я не буду. Только подниму рюмку. Предстоит работа, которую делают только на трезвую голову. А вы пейте.

Поглаживая попугая, Абст наблюдает, как Пелла делает первый глоток. Вино понравилось. Итальянец выпивает всю рюмку.

— Кьянти вы вывезли из Италии, — говорит он. — Попугай тоже оттуда? Я хотел сказать: из африканских владений моей страны?

— Нет. Однако, кроме кьянти, я вывез из Италии и еще кое-что. — Абст передает собеседнику фотографию.

На снимке изображен Джорджо Пелла. В коротких трусах, загорелый, сильный, он стоит по колени в воде, готовясь сесть верхом на управляемую торпеду.

Пелла долго разглядывает снимок. Он узнал и пристань, возле которой сфотографирован, и полускрытый деревьями дом на берегу. Снимок сделан на секретной базе итальянских подводных пловцов.

Вот где он видел Абста!

На вилле местного аристократа, где размещался отряд пловцов, внезапно испортились водостоки ванных. Управитель поместья позвал слесаря со стороны. Этим слесарем и был Артур Абст…

Абст с интересом следит за итальянцем.

— Узнали, — удовлетворенно говорит он. — Как видите, мы старые знакомые. Вы уже тогда понравились мне: молодой, полный сил, ко всему — отличный пловец… Сейчас нравитесь еще больше. Но к делу! В тот год я вывез из Италии фотографии пловцов, снимки торпед и других устройств. Вскоре у нас было создано аналогичное оружие. Но немцы не остановились на этом. Смею уверить, они продвинулись далеко вперед. Вы убедитесь в этом, когда начнете работать со мной. Нам лучше дружить, а не враждовать, дорогой Пелла!

Итальянец молчит. Он уже убедился, что имеет дело с опасным врагом. Не следует лезть на рожон.

Абст по-своему оценивает поведение собеседника, похлопывает его по плечу, вновь наполняет рюмку.

— Выпейте, — говорит он. — Выпейте и расскажите о себе. Хотелось бы знать: вы добровольно вступили в подразделение штурмовых средств итальянского флота?

— Я все делаю по своей воле.

— Вы были водителем “Майяле” [140] ? Пелла утвердительно наклоняет голову.

— Что же заставило вас переменить решение?

— Я бы не хотел вспоминать. Долго рассказывать, да и неинтересно.

— Меня это интересует. И у нас сколько угодно времени, мы отнюдь не торопимся.

— Хорошо. — Пелла задумывается, как бы собираясь с мыслями. — Вам известно, что одно из подразделений штурмовой группы действовало на Востоке, против русских?

— Крым?

— Крым, — подтверждает Пелла. — В этом подразделении находился и я. Май и июнь прошлого года. Все то, что произошло в эти месяцы, навсегда останется в моей памяти.

— Где вы находились?

— В Форосе. Потом близ Балаклавы. Топили русские транспорты с женщинами и детьми, которых советское командование пыталось вывезти из осажденных немцами городов. Меня тошнило от этой грязной работы. В конце концов я не выдержал и прямо сказал командиру… Дальнейшее вам известно. Пелла залпом выпивает вино.

— Вот так, синьор, — говорит он. — Спускаться под воду, участвовать в самых рискованных экспедициях, чтобы лучше исследовать океан, изучать его обитателей, ломать голову над новыми типами снаряжения для мирной работы в глубинах моря — на это я дам согласие хоть сейчас. Но только на это. Никаких управляемых торпед, синьор. С меня хватит. Я сыт войной по горло!

— Благодарю за откровенность, — говорит Абст. — Теперь хотелось бы знать, как вы стали пловцом. Что вы делали до того, как попали на базу близ Специи?

Вопрос остается без ответа: в дверь стучат. Абст отпирает. На пороге Карцов.