— До свидания, Рут… Уезжаю, — голос был немного печальный.
Это ошеломило ее — так внезапно! Она растерялась, потом порывисто выдохнула в трубку:
— Прямо сейчас?! Неужели не найдешь минутки, чтоб повидаться?
— Нет, дорогая Рут, нет времени… Вернее, нельзя, нельзя! Спасибо тебе, спасибо за все, — голос стал теплым, нежным. — Тебе еще предстоит многое, многое сделать… Обещай мне только, что ты и в дальнейшем будешь держать ушки на макушке, — это была любимая поговорка Рамзая.
Рут понимала, что ее руководителю дано новое задание, вероятно, он уезжает из Китая. Но куда он отправился, она узнала уже после победы над фашизмом. Больше они никогда не виделись…
А потом уехала и она: ее вызвали в Москву. И товарищи из Центра, которым Соня докладывала о работе, сказали ей, что Рамзай высоко оценил ее помощь. Рихард ничего не забыл отметить: и то, что на явочной квартире Вернеров ему удалось за два года благополучно провести множество деловых встреч, а в бельевом шкафу Рут он хранил чемодан с запасной радиоаппаратурой, и то, что у нее в доме находили приют китайские патриоты, пережидавшие полицейские облавы, а при необходимости укрывались сотрудники Центра, и что не раз, по собственной инициативе, Соня снабжала его очень полезными обзорами «светских» дискуссий в их доме, а анализ этой информации всегда был умным и точным…
В Китай Соня вернулась не одна: вместе с ней прибыл товарищ Эрнст, более опытный в разведывательных делах, старший в их паре. Рут быстро освоила премудрости агентурной радиосвязи и в любой момент могла подменить товарища. Так она стала профессионалом — очень нужным Центру бойцом на многие, многие годы.
Им предстояло вести разведывательную работу в захваченной японскими войсками Маньчжурии. На оккупированной территории, в сфере действия вражеских сыскных служб, то была далеко не простая задача. Но до этого молодая женщина должна была пройти еще через одно испытание: распрощаться на время с мужем Рольфом в Шанхае, разлучив его с маленьким сыном, потому что жить ей с мальчиком надлежало теперь далеко на севере, в оккупированном Мукдене, выдавая Эрнста за своего мужа — такова была разработанная для них, продуманная во всех мелочах «легенда». «Мне было тяжело, — признается она в написанной ею книге, — очень тяжело. Рольф был отличным человеком, не просто сочувствующим… На десятилетия стал он другом Советского Союза, борцом за победу его идей». Но Рут сумела преодолеть страдания.
Настоящий коммунист, с юности впитавший в себя идеи интернационализма, она вспоминала напутственные слова Андрея, одного из руководителей Центра: «Китайцы — в страшной беде, они — наши братья, и мы должны им по-братски помочь». И Соня гнала прочь мешающие ей нежные чувства к любимому человеку, повинуясь лишь долгу.
В Мукдене «семейство» Эрнста и Рут сняло номер в недорогом отеле «Ямато», как и подобает представителям небогатой шанхайской фирмы по сбыту пишущих машинок и книготорговле, — это была их «крыша». И началась непрерывная, изнурительная, опасная, изматывающая нервы работа — обычная работа разведчиков, заброшенных во вражеский тыл. Мой читатель уже имеет представление, что это такое. О делах же Сони в оккупированной Маньчжурии, а затем — в буржуазной Польше, куда ее послали после захвата Гитлером власти в Германии, и, наконец, — в Швейцарии ему лучше прочесть в ее книге «Сообщает Соня».
Хочу добавить: за блестящее выполнение боевых заданий и проявленные при этом мужество и смелость советское правительство дважды наградило гражданку ГДР Рут Вернер орденом Красного Знамени. Я не раз виделся с ней в Берлине. У нас были долгие разговоры старых друзей. Нам было что вспомнить…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Швейцарские власти все-таки устроили судилище над нами по всем юридическим канонам.
После окончательного разгрома гитлеровской Германии это «дело» следовало бы вообще прекратить, изъять из судебных инстанций, а причастных к нему людей если уж не наградить, то хотя бы оправдать перед лицом общественности, учтя, что они боролись против фашизма и объективно — за безопасность самой Швейцарии. Так подсказывали разум и совесть. Но нашлись реакционные влиятельные силы, которые были заинтересованы в том, чтобы публично обвинить нас в незаконной деятельности.
Судилище было устроено в два приема.
Один процесс состоялся в октябре 1945 года, другой — два года спустя. Последний явно был данью начавшейся «холодной» войне.
Обвинения в разведывательной деятельности против нацистской Германии были предъявлены мне, Лене, Сиси, Паулю Бётхеру, Рудольфу Рёсслеру (Люци), Христиану Шнейдеру (Тейлору), Александру Футу (Джиму), Маргарите Болли (Розе), Эдмонду и Ольге Хамель (Эдуарду и Мауд). Военный трибунал вынес различные приговоры: от месяца до трех лет тюремного заключения. Все мы обязаны были уплатить денежные штрафы. Оправдали только Рудольфа Рёсслера. Мне, как руководителю группы, отмерили три года тюрьмы и на пятнадцать лет запретили въезд в Швейцарию и проживание в ней.
Но вышло так, что после процессов никто уже не попал в места заключения. Супруги Хамель и Маргарита Болли, как швейцарские граждане, были приговорены условно. Шнейдер с лихвой отсидел свой месячный срок. А те, кого власти могли бы отправить в тюрьму, — Фут, Сиси, Бётхер и я с женой находились за пределами конфедерации. (Бётхер и Сиси бежали тайком во Францию в июне 1945 года.) Нас судили заочно.
Мы не причиняли ущерба интересам Швейцарии — это абсолютная истина, с которой в конце концов не мог не считаться военный трибунал. Но процессы выявили еще одно существенное обстоятельство. В своих речах на судебных заседаниях адвокаты прямо указывали на тесную связь швейцарской федеральной полиции и контрразведки с гестапо, в частности инспектора Кнехта и бригадного полковника Массона. Эти факты, приведенные защитой, официально не были опровергнуты.
Многих гитлеровских головорезов постигло возмездие за все их злодеяния. Но, к сожалению, мера наказания начальнику политической разведки и контрразведки рейха Вальтеру Шелленбергу за совершенные преступления оказалась несправедливо мала. Бригаденфюрер СС, организатор многих подлых акций против других государств, избежал уготованной ему по заслугам петли и пережил своего патрона Гиммлера.
В 1945 году, когда дни гитлеровского режима были уже сочтены, Шелленбергу удалось бежать в Швецию. Там ему предоставили убежище. Потом англичане тайно переправили его самолетом в Лондон. Надеясь на помилование, Шелленберг пообещал рассказать все, что интересовало британскую «Интеллидженс сервис». Три года из него выжимали ценные сведения.
За это время Шелленберг лишь однажды покинул Лондон, выступив только как свидетель на судебном процессе в январе 1946 года в Нюрнберге. Он давал показания против главарей нацизма, в том числе против своего коллеги по СД Кальтенбруннера, который был отправлен на виселицу. После процесса англичане опять увезли Шелленберга к себе, якобы для лечения.
Я уже говорил о том, что этому матерому гитлеровцу все же не удалось избежать некоторого наказания, несмотря на протесты английских и американских официальных лиц, пытавшихся взять его под опеку. Шелленберг был осужден, по настоянию советской делегации, Международным трибуналом в Нюрнберге весной 1949 года. Отделался он легко — всего четырехлетним тюремным заключением. Однако и этот срок он не отсидел.
Вот какие факты приводятся в книге Аккоса и Кё:
«В пятьдесят первом году, то есть через два года после осуждения, ввиду обострения болезни, англичане добились его освобождения. Он не знал, куда ему деваться, и пришел к своему бывшему врагу Массону. (Мне кажется, скорее, союзнику. — Ш. Р.) …Массон согласился скрытно ему помочь, так как швейцарские власти могли бы протестовать против такой помощи. Он передал его на попечение своему хирургу Лангу, который прятал немца около Ромона, на полпути между Лозанной и Фрибургом. Через несколько месяцев в конфедерации об этом стало известно и был отдан приказ немедленно выселить больного».