Андрей знал этот мост. Еще два дня назад он находился в глубине обороны республиканцев. При отступлении уничтожить его не успели. Перекинутый над неглубоким оврагом, мост не имел большого значения, уничтожение его лишь ненадолго задержит обозы противника — основные силы франкистов уже подтянуты. Так Андрей и объяснил докеру. Хулиан покачал головой:
— Не понимаешь. Мы — андалузцы. Мой отец и мой дед родились здесь, на море, под Эстепоной. Я родился и вырос в Малаге, в порту... — Андрей еще ни разу не слышал от Хулиана так много слов. Докер не умолкал: — У меня здесь жена и пятеро детей, и еще троих мадридских мальчишек жена взяла. — Он пожевал губами сигару, подождал, пока Хозефа переведет, и, показав на стоявших в стороне бойцов его группы, сказал: — Я и они отсюда не уйдем. Мы все — докеры из этого порта.
Андрей попытался переубедить:
— Взрывать мост нет смысла: противник легко обойдет его и слева, и справа. Даже если взорвете — быстро восстановит.
— Мы решили. — Лицо докера затвердело. — Мы пришли к тебе добровольно. Мы все равно уйдем. Прикажи взорвать мост, команданте.
— С ним спорить бесполезно, — добавила от себя девушка.
Андрей сам это понял. Хорошо, пусть идут. Может быть, хоть какой-то ущерб нанесут врагам, пусть ненадолго, но задержат продвижение мятежников, помогут беженцам подальше уйти от преследователей.
Они склонились над картой.
Лаптев отдал Хулиану свою ракетницу: пусть отсалютует, когда разделается с мостом. В ночь на воскресенье докеры ушли.
Во тьме то в одном месте, то в другом вспыхивала ожесточенная перестрелка. Андрей ждал: вот-вот горное эхо донесет характерный гром взрыва. Ждал до утра. Ни грохота, ни красной ракеты...
В воскресенье утром итальянские танки появились уже в предместье Малаги, Республиканцы отходили по дороге на Эль-Паоло. Но город еще продолжал сопротивляться. На улицах его, на мраморном бульваре Прадо дома превратились в маленькие крепости: с крыш и балконов звучали револьверные выстрелы, летели гранаты.
Андрей заехал на виллу проверить, не осталось ли там какое имущество отряда. Нет, хозяйственный Рафаэль заранее все упаковал и отправил с обозом. Но в большом зале, отведенном под столовую, командир увидел пикадора Росарио, юного анархиста сеньора Лусьяно, Божидара и еще нескольких бойцов. Они пировали. Стол был полон еды, вино лилось из плетеных бутылей. Когда эти парни объявились здесь? Еще час назад они были на передовой.
— Скорей! Франкисты уже перерезали дорогу!
— Если перерезали — так уже перерезали, — беспечно отозвался серб. — Молим вас, компаньеро, садитесь. Когда еще так поедим?
Хоть смейся, хоть плачь!.. Андрей махнул рукой, сел за стол. Галантный пикадор пододвинул кресло Хозефе. Чудом выскочили они на машинах из окруженной Малаги.
Ночью догнали отряд. Его вел заместитель Андрея — металлист Феликс Обрагон. А на рассвете эскадра мятежников начала обстрел горной дороги. С воздуха — «хейнкели», «юнкерсы», «Савойя-Маркетти», с моря, в упор, — орудия кораблей мятежников. Крики ужаса, стопы и проклятия заглушили разрывы.
Можно было бы всадить подходящие калибры в борта франкистских кораблей. Но германский линкор «Адмирал граф Шпее» и крейсер «Кельн» маневрировали между берегом и вражеской эскадрой. Командиры-республиканцы знали: стоит одному снаряду попасть в «нейтральный» германский корабль — Гитлер тотчас воспользуется предлогом, чтобы открыто обрушить на республику фашистскую мощь.
Машина Андрея попала в зону обстрела. Снаряд, разорвавшийся впереди, угодил в повозку с детьми и женщинами. Шофер и Андрей выскочили из «форда».
— Хозефа, скорей!
Он распахнул заднюю дверцу. Девушка лежала без чувств. Андрей подхватил ее на руки, отнес в кювет. Ранена? Контужена?..
Через несколько минут она пришла в себя. Прижалась к нему — как ребенок, ждущий защиты. Ее знобило.
— Этот ужас! Столько крови!
— Отставить! — Он тряхнул ее за плечи. — Возьми себя в руки! Еще будет очень много крови!
А сам с болью подумал: «Нет, не для нее все это...» Франкисты, захватив Малагу, наступления дальше не развивали — оно и так обошлось им дорого.
Саперный батальон сосредоточился в Альмерии — приморском курортном городке на полпути между Малагой и Картахеной. Не успел Андрей разместить своих парней, как в расположение отряда приехал советник, распорядился:
— Срочное задание от Старика. Франкисты подбили наш СБ. Самолет новой конструкции. Летчики приземлили машину в сахарном тростнике, где-то вот здесь. — Он показал на карте. — Но почему-то машину они не уничтожили. И о самих — ни слуху ни духу. Самолет не должен попасть в руки противника. И летчиков надо выручить — может, ранены.
Андрей прикинул: бомбардировщик приземлился километрах в десяти от линии фронта, в тылу у франкистов. Возможно, враги еще не обнаружили его, а если и захватили, то не успели вывезти. Надо спешить.
— Подготовить три машины! Со мной — Божидар, Росарио, ты, ты!.. — Он быстро собрал группу. — Рафаэль! Выдать пулеметы «гочкис», гранаты! Гранат побольше, не скупись!
Машины понеслись к передовой. Миновали поток беженцев, последние заставы. Дорога стала пустынной.
Из кустов выскочили люди. Андрей притормозил. Подошел мужчина со знаками различия капитана республиканской армии, с ног до головы в красной пыли, предупредил:
— Дальше наших нет.
Как действовать? Оставить автомобили и добираться пешком?.. Уйдет много времени, а дорога каждая минута. Через полчаса стемнеет.
— Поехали!
На дороге — следы недавней беды: обломки арб, убитые мулы и лошади, воронки. Почему же нет франкистов? Когда до помеченной на карте тростниковой плантации осталось километра три, Лаптев решил, что не стоит больше испытывать судьбу. Вышел из автомобиля, приказал:
— Разворачивайтесь, выставьте охранение. Ждите нас до рассвета. Если не вернемся — уезжайте.
С собой он взял Обрагона, Божидара и Росарио. Углубились в лощину. Началось болото. Ноги проваливались по щиколотку. Вода чавкала. Но вот болото перешло в посадки тростника. Высохшие необрубленные стебли и листья жестяно шелестели.
Они долго рыскали по посадкам и болотцам, грязные и страшные как водяные, пока не увидели, будто бы прорубленную, широкую просеку.
— Aquí está, — прошептал Росарио. — Avión!
— Авион должен быть где-то здесь, — перевел Божидар.
В конце просеки темнел распластавшийся самолет. В стороне неподалеку слышались негромкие голоса.
Андрей понял: франкисты выставили охрану. Но в болоте — ни стоять, ни сидеть нельзя, вот солдаты и выбрались на место посуше.
Росарио, не дожидаясь команды, первым направился к самолету, потом опустился на четвереньки и пополз. Андрей приказал бойцам приготовиться к бою и прикрывать их, а сам догнал пикадора.
Часовые переговаривались где-то рядом. В кабине самолета мерцал свет.
Андрей положил руку на плечо Росарио, с силой придавил, давая понять, что тот должен остаться. Пикадор понял. С досадой дернул плечом, но приказу подчинился.
Если в кабине свет, значит, часовой и там. Ну что ж, кто кого... На стороне Андрея — внезапность. Он подполз вплотную к бомбардировщику. Из кабины не доносилось ни звука. А самолет целехонек, хоть заводи и лети... Почему же летчики посадили его здесь? Где они сами? Пригляделся. Недалеко от люка — два черных бугорка. Подполз к ним. Два окостенелых тела. Комбинезоны, шлемофоны, парашюты... Понятно... Но в экипаже среднего бомбардировщика должно быть три человека...
Он достал гранату. Зажал в руке. Подкрался к приоткрытой дверце.
В кабине просто включена лампочка. Часового нет. Осторожно забрался в самолет.
Вот он, третий. Навалился грудью на штурвал, головы не видно, только плечи. Пальцы намертво обхватили рифленые рукояти. Документов конечно же в карманах нет. В планшете — карта с обозначениями по-испански... Все на месте: летчик, штурман, стрелок-радист. Как зовут вас: Петя, Толя, Коля?.. На этой земле — наверное, Педро, Анатоль, Николя... Кто теперь узнает? Да и никто не должен узнать...